Кто заглядывает в
себя как в бездну и носит в себе млечный путь, тот знает, как
непоследовательны все эти млечные пути; они ведут к хаосу и лабиринту бытия.
Ф.Ницше
ПРИВАТНАЯ МИФОЛОГИЯ:
ПЛЮРАЛИЗМ И РЕЛЯТИВИЗМ СУБЪЕКТИВНОЙ РЕАЛЬНОСТИ
В ходе исторической эволюции
романтического миросозерцания наблюдается расслоение универсума духа,
поскольку ирония как негативная диалектика не только выхолащивает предметное
содержание, но и разъединяет различные сферы субъективности. Философские и
художественные направления становятся концептуальным и образным оформлением
идей о различных сторонах внутреннего мира. Возникает гетерогенная вселенная
‘фундаментального Я’. Субстанциональное единство души разрушается,
самость становится гетерогенной, множественной, метафорической, конфликтной,
многоголосой, словом Я - сложное “открытое поле”, вместо неделимого
атома души.
Романтизм развил эмоциональный мир
человека и гипертрофировал его, символизм оформил в род самодостаточной
субъективной реальности. С этого времени ирония трансформировалась в
метафизический конфликт элитарного сознания с социальным миром и стала
внутренним законом искусства, той отрицательной диалектикой, которая привела
к быстрой смене стилей и методов, словом, к релятивизму, неустойчивости
художественных направлений.
После переоценки ценностей развитие
неоромантического миросозерцания представляет собой углубление представлений
о субъективной реальности как автономной, независимой от социальной
действительности в искусстве и, вместе с тем, реальности понятой
онтологически, сопряженной с миром в философии. Вопрос заключается в том,
чтобы проникнуть в определенные сферы духа, лежащие по ту сторону социальной
действительности, логики и морали. Сосредоточившись на истинах внутренней
жизни, новое миросозерцание строит приватную мифологию, комплекс философских
представлений, поэтических метафор и загадочных символов душевной и духовной
жизни.
Постклассическая философия и
неклассическое искусство. Прежде,
чем говорить о нетрадиционных направлениях в философии и искусстве, имеет
смысл обозначить их место в контексте устоявшихся и часто употребляемых
понятий “модерн” и “постмодерн”.
Понятие “модерн”, или “современность”,
не имеет строгого общепризнанного определения. Часто исток современности
усматривается то в рационализме Нового времени или в Просвещении с его верой
в прогресс и опорой на научное знание, то в литературных экспериментах
второй половины ХIХ века, то в авангарде 10-20-х годов ХХ столетия. Стоит
согласиться однако с тем, что Новое время и Просвещение, с одной стороны, и
ранний авангард, с другой,- вещи разнопорядковые. Если первое давно и
безусловно относится к эпохе классического рационализма, то второе - к эпохе
крушения классики. Модернизм - классика или отход от нее? На наш взгляд,
понятие модернизма, современности, применяемое к искусству, соотносимо с
эпохой крушения классической традиции, и его основой, истоком является
умонастроение декаданса, породившее ироническое отношение к ценностям.
Собственно модернизм в искусстве - это те стили и направления, которые
развились на почве первоначального крушения ценностей и иронического
движения в глубины субъективности.
Однако позиция модерна и постмодерна в
культуре формируется не одна после другой, но параллельно друг другу. Потому
что модернизм - это, как указывалось, стили и направления с четко выраженной
тенденцией, а постмодерн - это скорее культурная ситуация. Понятие “постмодерн”,
буквально обозначающее “то, что после модерна, современности”, в этом
контексте указывает не на временные рамки последующих друг за другом
направлений, но на дальнейшее (после выявления модернистской установки)
углубление ситуации переоценки ценностей с сопутствующей иронической
установкой.
Иначе говоря, декадансное умонастроение
порождает углубляющуюся ситуацию опрокидывания традиции, ситуацию,
которая по отношению к классике имеет вид неклассической - в пределе
постклассической установки сознания. Эта ситуация порождает
последовательно модернизм и постмодернизм в искусстве.
Что касается философии, то она,
развиваясь в русле общей ситуации постмодерна, ситуации углубляющейся
переоценки ценностей, называется также постклассической, не порождая стили и
направления в философии, которые мы могли бы квалифицировать аналогично
искусству. Распространение же на сферу философии понятий “модерн” и
“постмодерн” - явление недавнее, возникшее благодаря работам Лиотара.
Безусловно, философии модернизма и постмодернизма как таковой не существует.
Это связано не столько с отсутствием единства взглядов между относимыми к
разным тенденциям мыслителями, сколько с тем, что, условно говоря,
постмодернистская тенденция в философии возникла как раз из радикального
сомнения в возможности философии выступать в качестве мировоззренческого
теоретического и жанрового единства. Уместно говорить не о “философии
модерна” или “постмодерна”, а о ситуации постмодернизма в философии,
поскольку таковая существует в культуре вообще. И характерные черты
нетрадиционной философии (неклассической или постклассической - можно
разделить эти понятия, имея в виду в первом случае декадансное
умонастроение, а во втором - общую углубленную ситуацию переоценки) вполне
соответствуют параметрам культурной ситуации, обозначаемой термином “постмодерн”.
Каковы же характерные черты
постсовременной ситуации в культуре, а, соответственно, черты нетрадиционных
направлений в философии ХIХ-ХХ веков и в искусстве ХХ столетия?
Постсовременная ситуация.
Декадансное умонастроение сформировало общую установку на переоценку прежних
ценностей, т.е. отход от классической традиции. Нетрадиционность - это общая
характерная черта постсовременной ситуации в культуре, а, следовательно, в
философии и искусстве. Неклассичность как отказ, уход оформляется в
модернизме и как перелицевание классики предстает в постмодернизме. По
выражению композитора Густава Малера, “традиции - это хлам”.
Нетрадиционность определяется четко
обозначенными параметрами: онтологическими, гносеологическими,
культурно-историческими, этическими и эстетическими.
Онтологический план. Если
декадансное умонастроение является следствием недовольства положением дел
и попыткой перенести их решение во внутренний план, убежать в субъект (и это
становится характерным моментом модерна), то законченная и концептуально
оформленная фиксация того момента, что “положение дел” неподвластно
нам, и выражает постмодернистскую установку (характерный момент искусства
постмодерна).
Нетрадиционная философия и искусство
модернизма и постмодернизма сходятся в том, что действительность, включая
социальные отношения и институты, противится переведению из “неразумного”
состояния в “разумное”. Параметры действительности принципиально иные.
Отсюда отказ от ориентации на Разум в формировании нового облика философии и
искусства. Если классическая философия исходила из того, что Разум, пролагая
дорогу в истории сквозь хаос и неразумность, способен познать мир, направить
человеческие действия и воплотиться в социальных учреждениях и отношениях,
то неклассическая философия и искусство отмечают, что а)мир до конца не
поддается познанию, б)не все человеческие установки и отношения связаны с
разумом. Отсюда и невозможность для науки и философии познать и подчинить
себе мир, а для искусства - необходимость подражать ему.
Те сферы человеческий жизни, которые,
так или иначе, связаны с разумом, подвели к вопросу: не слишком ли
рациональными, узкокорпоративными и утилитарными выглядят они в контексте
смысложизненных проблем? Установка классической философии на преобразование
мира в соответствии с логикой разума, выявила либо невозможность, либо
ненужность тотального рационализма. Она повлекла за собой отказ от попыток
систематизации мира: мир не только не поддается человеческим усилиям, но и
не укладывается в познавательные схемы. Характерным штрихом философии и
стилем нетрадиционного искусства становится антисистематичность, отказ от
логоцентризма. Мир невозможно зафиксировать в жестких схемах. Так
возникает в философии мышление вне традиционных понятий (бытие замещается
категорией “жизнь”, “личность”- понятием субъективности), исчезают
традиционно понятые оппозиции часть/целое, объект/субъект,
реальное/воображаемое, возникает стиль афоризма и метафоры, призванный лишь
указать на действительность, намекнуть на нее. (Предельным выражением такой
позиции становится перемещение внимания на субъект, его неповторимость,
уникальность, свободу).
В нетрадиционном искусстве выражением
этого становится апатия к социально-типическому. Пробуждается интерес к
метафорическому символизму, когда индивидуальное видение, переживание,
движение души обретает отвлеченную форму выражения. Виртуозность исполнения
подчиняется теперь оригинальности, неповторимости, культу личностного. Если
эволюция декаданса шла в направлении равития величайшего артистизма в ущерб
решению нравственных и социальных проблем, то модернизм, выросший в недрах
декаданса, начинает с революции формы. Ее суть - не просто переоценка
ценностей, но переоценка творческой ориентации. Творчество - самовыражение,
для которого не подходят всякого рода имитации предметности внешнего мира,
мимесис, но нужны новые, изобретенные формы. В модернизме начинается
активная разработка эстетики субъективной реальности, что и отличает его от
декадансного скепсиса, плача и стенания. В постмодернизме переоценка
затрагивает сам субъект, происходит стирание личностного начала, отказ от
антропоцентризма. Вроде бы наблюдается возврат к
исторически-мифологическому, архаическому языку, но ретроспекция подчиняется
видению в хаосе, представлению о мире как слишком сложном, чтобы его можно
было описать сквозь призму рациональных, даже диалектических принципов.
Эпистемологическая ситуация. В
связи с критикой классической философии изменяется и представление о
познании. Основой классической теории познания было понятие репрезентации.
Оно являло собой абсолютную полноту смысла (укажем на завершенную разработку
теории репрезентации в философии Э.Кассирера). Репрезентация - это
представление некоего изначального первичного смысла в производных,
вторичных формах - символических. Всякое событие, факт получает смысл
благодаря причастности к изначальной полноте (pr?gnant)
смысла. Все содержание мысли может быть возведено к первосмыслу как к своему
истоку. Содержание мысли - это символическая форма, знак, указывающий на
субстанцию, исток, с одной стороны, и конструктивность мышления - с другой.
Предмет и мысль о нем связаны неразрывно и равномерно. Бытие мысли не знает
пустот. Субъект познания в классической философии - интенционально
ориентирован, рефлексивен.
Отход от данной эпистемологической
ситуации породил распад субъекта как центра системы репрезентаций.
Классическая целостность нарушилась. Субъект утратил значение непрерывно
интенционального познавательного начала, все содержание мысли которого
опиралось бы на некий объект, причину, основание (Ницше: “я давно потерял
основание моих мнений”). В мыслительных потоках неклассического субъекта не
проступает первосмысл, или “трансцендентальное означаемое”. Мысль опирается
на пустоту - на собственное желание, имперсонный поток жизни, импульс воли.
Результат не символ как знак реальности, истины бытия, но образ, намек,
иносказание как отблеск глубин онтологической субъективности,
субъективности, живущей самостоятельной жизнью и не имеющей отношения к
действительности. Неклассическая десимволизация обращает внимание на иную
сторону субъективности, ту, где субъект - миф о себе (Кьеркегор), мышление
соблазна (Бодрийяр), мышление интенсивности (Лиотар), желание (Делез,
Гваттари). И далее в философии, где субъект уникально-личностен, именно
субъективная реальность становится онтологией. Мышление, бытие-сознание -
это неизменно миф о себе (Кьеркегор, Камю, Сартр), ускользающий поток
смысла, незавершенной никогда и непознанной свободы. В экзистенциализме
сознание интенционально, но существование за редким исключением предшествует
сущности. Искусство модернизма, кстати, именно в этом смысле увлечено
внутренними реалиями человека - страданиями, страстями, грезами. Часто исток
внутренних движений души безосновен и являет собой надмировую иррациональную
силу.
Нетрадиционная философия из
лингвистической плоскости выходит в область “событийности” и “телесности”.
Культурно-эстетические установки.
В этом плане постмодерн остается постоянно углубляющейся и играющей новыми
гранями ситуацией переоценки ценностей, его фазой во второй половине ХХ века
становится отказ от антропоцентризма. В случае модернизма и
постмодернизма в искусстве перед нами выражение одной и той же
постсовременной ситуации, ибо и тот и другой иррационален, но фаза
постмодерна более глубока, т.к. он уже не допускает углублений в субъект и
антропологических ориентаций, а обращается к объективности, телесности,
архаическим структурам культуры. Элитизм модернизма, его интеллектуальная
заданность, полностью отсутствует в постмодерне. Отметим попутно важную
вещь: элитизм и интеллектуальность модернизма - неклассические по характеру,
но декадансные по существу. Постмодернизм окончательно закрепляет переход от
“произведения” к “конструкции”, т.е. от художественной деятельности по
созданию произведений к социокультурной деятельности по поводу этой
деятельности (статуса искусства). Сравним это с характерным для
экзистенциализма постсовременным тоном: уникальность индивидуального
человеческого бытия очерчивается не первичным сознанием, погруженным в мир,
но “сознанием сознания уходящего от...”(миф о себе).
В поисках допредикативного cogito
постмодерн в искусстве и философии предполагает последовательный отказ от
репрезентации. Если условием чистоты такого феномена, как классическое
искусство, являлось изначальное смыслопорождение (репрезентация), восходящее
к созидающему началу, субъекту, то при нарушении репрезентативного отношения
мы не можем иметь дело с феноменом искусства в чистом виде. Казалось бы,
модернизм, замыкаясь в субъект и опираясь на теорию ‘искусства для
искусства’, интенсифицирует творческий процесс смыслообразования,
однако чистый субъект ex nihilo продуцирует лишь формообразование.
Философия экзистенциализма подходит к проблеме сознания как небытия, ничто,
творчество к абсурду в искусстве. Проблема репрезентации сводится к
вычленению деятельности субъекта в чистом виде, которая требует внешней
оценки, комментария. Но здесь еще нет деятельности по поводу художественной
деятельности сполна. Можно лишь констатировать, что модернистский субъект
задает установку вне первичного живого потока репрезентации, на уровне
вторичном, обращенном к собственному смыслу вне объекта, но налицо творящий
субъект.
Дальнейшее развитие общества в
направлении постиндустрии с его возможностями промышленного дизайна,
репродуцирования произведений и массовыми коммуникациями полностью нарушает
неклассические и модернистские установки. Смысл конституируется культурной
ситуацией, а субъект становится компилятором, проигрывающим (испытывающим)
возможности для того, чтобы конструкция приобрела статус искусства в
социокультурном контексте. Когда используются обыденные вещи и образцы, то
субъект не является творцом даже этого искусственного поля действий. Коллаж
и цитирование живут лишь в контексте. Роль субъекта стирается, философия и
искусство объявляют о своем отказе от антропоцентризма и репрезентации. В
философии постмодерна обыгрываются и комбинируются проблемы, с целью
понимания первичных оснований, природы социокультурного контекста. А потому
и поворот от интеллектуализма к телесности, отказ от логических оппозиций
“разрушение-созидание”, “серьезность-игра”, разборка смысловых концептов
имеют целью обнажить или обозначить объективные первичные составляющие
смысла - архетипические стимулы культуры и языка.
Этические параметры постсовременной
ситуации. К ним бы следовало отнести углубление позиции имморализма,
очень четко обозначенную в философии и часто скандально обыгрываемую такой
линией неклассического искусства как авангард, либо доведенную до полного
безразличия к этической стороне произведения в постмодерне. Стоит
оговориться, что имморализм в философии (Ницше) сменился на позицию
обостренного восприятия собственной ответственности за поступки
(экзистенциализм). Однако на наш взгляд, это - доведение до логического
конца ницшеанской позиции о неприятии навязанных норм и последующее движение
к выбору собственной воли. Важно, что в экзистенциализме все-таки быть
традиционно моральным сохраняет значение, если эта мораль - акт личного
выбора. Так или иначе, оценка моральности в экзистенциализме - не столь
скандальна, как, скажем, с позиции сюрреалистической революции или
ницшеанства.
Быть вне - совсем не то же самое, что не
иметь отношения вообще к моральной оценке, как в постмодернизме. В связи с
ситуацией оценочное отношение колеблется от пессимизма до полной апатии.
Если в классической ориентации на Разум присутствовал познавательный и
социальный оптимизм, то к середине XIX века ощущение напрасности
целеполагания и дисгармонии жизни порождает новую оценку жизненных
перспектив. То, что на уровне массового сознания выливается в мироощущение,
в неосознанную жизненную позицию, на уровне интеллигенции становится
мировоззрением и отливается в ряд теорий. Теории эти, поначалу непринимаемые
и кажущиеся курьезными (Шопенгауэр, Ницше, Кьеркегор), по мере все большего
изменения эпохи завоевывают популярность и с конца XIX века становятся не
прерогативой философии, а духом, климатом, исканиями времени.
Постсовременная ситуация в этике
подверглась трансформации благодаря социальным коллизиям - двум мировым
войнам, постоянной ядерной угрозе уничтожения всего человечества и усилению
институтов права, идеологии по отношению к личности. Это привело в эпоху
постмодерна во второй половине ХХ века, с одной стороны, на уровне
обыденного сознания к позиции конформизма, а с другой стороны на уровне
общекультурной ситуации к идеям экуменизма, росту требований
общечеловеческой морали. Субъект как личность более не столько
руководствуется моральным императивом, сколько находится в зависимости от
требований права и общечеловеческой морали в цивилизованных западных
государствах. Он не отвечает перед самим собой, но и не находится в
имморальной позиции, (аморализм же авангардистских провокаций оказывается
мнимым, ибо адаптирован к коммерческим требованиям культуриндустрии).
Однако
особое беспокойство в конце ХХ века вызывает манипуляция индивидуальным
сознанием со стороны знаково-символических структур массовых коммуникаций. В
этих условиях возникает проблема ответственности за сохранение своей
личности, ибо имморальная или аморальная позиция не спасает идентичности от
стирающего влияния культуры. Поэтому предлагается стратегия забвения, особая
жизненная позиция в системах массовой коммуникации: уметь слушать и
смеяться, не принимать всерьез авторитеты и самостоятельно выносить
суждения, подвергать сомнению собственные действия и плыть по течению без
участия, уметь наслаждаться интеллектуальными играми, зная об отсутствии в
массе знаков и метафор необходимого смысла и пр.
Углубляющаяся постсовременная ситуация
заключается в том, что постмодерн в философии и искусстве складывается в
разное время. Если постклассическая философия начинает развитие с конца ХIХ
века, то в искусстве постмодерн складывается строго после модерна с середины
ХХ века. Постмодерн в искусстве настолько не похож на модернизм, что речь
идет о разрыве с ближайшей традицией. Отказ от рационализма, субъективное
самоуглубление, элитарное неприятие действительности роднит искусство
модернизма и антропологически ориентированную философию. С середины ХХ века
в философии и искусстве также наблюдается сходная ситуация: тенденция к
объективизму, отказ от антропоцентризма, отношение к культуре как к тексту,
который обыгрывается и цитируется, стирание любых определенностей,
оппозиций, опор, “трансцендентального означаемого”. Но в целом это один и
тот же процесс переоценки ценностей, приобретающий в конце века радикальный
характер.
Важно отметить, что анализ духовных
процессов предполагает следующее: когда речь идет о декадансе, то
подчеркивается умонастроение и переоценка вечных ценностей добра,
истины, красоты, веры, когда рассматривается модернизм акцентируется
плюрализм и динамика смены основных направлений, течений философской
и художественной сферы и переоценка субъкт-объектных отношений, когда речь
идет о постмодернизме в узком смысле слова, то подразумевается
социокультурная ситуация и переоценка роли субъекта в культуре.
Модернистские ориентиры.
Отказываясь от предыдущих установок,
модернизм, тем не менее, нечто утверждает. Основные приметы модерна могут
быть обозначены следующими тезисами и комментариями:
Субъективизм. Мы слышим Рильке,
который утверждает:
Познать дано нам лишь во внутреннем
преображенье.
Нет вселенной нигде, любимая, кроме как
в нас.
Нечто подобное встречаем у У.Б.Йитса: “Как
вынести всю тяжесть мирозданья? - Вселенная во мне”. Сравнивая это положение
с представлением Б.Паскаля (XII
век), обнаруживаем явный крен он внешнего к внутреннему, ибо философ
рассматривал человека как конечное существо, находящегося между
бесконечностью материального мира и бесконечностью души, он утверждал, что
конечное ни в чем не найдет прочной опоры между двух бесконечностей,
окружающих его, но не доступных его пониманию. Художник модернист устремлен
только в бесконечные глубины субъективности. Он создает поэтические мифы о
внутренней реальности человека. Поэтому, говоря о наиболее яркой черте
модернистской фантазии, следует подчеркнуть создание мифов о глубинах
человеческой души и ироническом обыгрывании мифов истории. Поэтическое
вымысливание субъективной реальности характеризует природу мифотворчества и
показывает связь модернизма с романтическим миросозерцанием.
Если обратиться к постклассической
философии, то это еще не постмодерн, но уже неклассическое мышление. Модерн
в философии - ориентация на Разум, заданная философией Декарта и идеологией
Просвещения. В постклассическую философию входят антропологически
ориентированные течения с середины ХIХ века до середины ХХ - ‘философия
жизни’, психоанализ, экзистенциализм, персонализм, герменевтика. Основным
принципом постклассической философии является онтологически понятая
субъективность. Бытие расщепляется на становление и ставшее, на жизненную
импульсивность и омертвевший результат, который постоянно преодолевается.
Бытие и сознание оказываются сопряжены в реальность особого рода. Философия
приобретает антропологическую ориентацию. Ее мало интересует истина, но зато
внимание обращается на внутреннюю жизнь человека.
Разрыв с традицией. Модернизм
создает новые формы и идеи, ибо опираясь на принцип символического
конструирования, отвергает классическую теорию мимесиса. Для классического
искусства помимо эстетического является существенным нравственное
содержание, что позволяет определить его как ‘этос и аффект’. Для модернизма
социальные и нравственные идеи не имеют значения, он нацелен на созидание
шок-ценностей, поражающих воображение. По выражению Поля Валери,
особенностями нового формотворчества являются величина, интенсивность,
экстравагантность. Неклассическое искусство элитарно, интеллектуально,
способно удивить и поставить в тупик обыденный рассудок.
В философии наблюдается отказ от
ориентации на Разум как логическое основание понимания порядка и связи
вещей, а, значит от истины в ее логическом и однозначном понимании. В
истолковании явлений, сущностей исчезает определенность и традиционное
представление, что истину можно исчерпать до конца полагается неверным.
Вводится понимание сомнительности, виртуальности, нелепости, недоказуемости
сущности. На место картезиански понятой истины приходит спонтанность и
процесс, понимание жизни, существования как постоянного преодоления
ставшего, однозначного. Соответственно происходит отказ от универсализма и
логицизма, постклассическая философия выходит к уникальным, единичным,
свободным проявлениям жизни. Взамен понимания связей явлений как
однолинейной причинно-следственной цепи в обиход вводится понятие
непредзаданности, случайности и спонтанности. Нет твердой ориентации на
заранее установленную цель. Мир может и не представляться в понятиях “цель”,
“смысл”, ”каузальность”, поскольку последние оказываются более узким
пониманием мира по сравнению с его витальной составляющей.
Скепсис и абстракция. Следствием
иронического, снисходительного отношения художественного сознания элиты к
социальной действительности становится тенденция к отвлеченности,
абстрактности. Абстракция является также результатом иронического отношения
к самой идее искусства вообще как прочного, самодовлеющего в себе единства.
Тенденция к абстракции в искусстве имеет
иной смысл, чем в философии: отвлечение от понятийно-логического мышления,
эмоциональность и образность. Определенную роль играет не логика, но
умонастроение, которое требует образного выражения идей. Отсюда проистекает
фигуральный язык, использование притч, аллегорий и символов, а порой
художественных образов, способных выразить уникальные, неповторимые глубины
жизни, души, мира. Большую роль играет социальный пессимизм, отрицающий идею
прогресса, истины и цели в общественной жизни, а также волюнтаризм,
предполагающий интеллектуальное усилие в плане преодоления рутины
повседневности и морального ригоризма и религиозного ханжества. Пессимизм,
нигилизм и активизм становятся подоплекой миросозерцания и философствования.
Ирония здесь служит одним из способов скептического философствования.
Благодаря образности философия оказывается близка к искусству.
Трагический гуманизм. Оценивая в
начале ХХ века новый стиль, Х.Ортега-и-Гассет увидел основную черту
модернизма в дегуманизации. Как говорилось, это было следствием превращения
искусства в игру, отсутствия интереса к серьезным проблемам человека.
Отчуждение, антисоциальность, имморализм, демоническая чувственность - все
это наполняет искусство и, казалось бы, говорит о дегуманизации. Это
подчеркивает в частности суждение Франца Кафки о том, что творчество -
сладкая, чудесная награда за страх и служение дьявольскому началу. Однако
отчужденный и дегуманизированный стиль все-таки выражает страсти и
страдания, чаяния и грезы ‘фундаментального Я’, а потому правильнее оценить
сущностное качество модернизма как трагический гуманизм.
Социальные условия формирования и
развития модернизма - это кризисная предвоенная ситуация и первая мировая
война, обессмыслившая прежние культурные достижения, поиски выхода между
войнами и вторая мировая война с ее тяжелыми последствиями, поставившая
культуру на грань абсурда. Не видя социальной перспективы, сознание
художественной элиты замыкается в мире мечты и живет внутренними заботами.
Отстранение искусства от социальной действительности стимулируется
процессами отчуждения. Процесс товарно-денежных отношений, в зависимость от
которого поставлен человек, фетишизируется, наделяется магическими
свойствами и воспринимается в виде надмирового тока жизни, управляющей
судьбами людей, что становится объективным источником трагической иронии
судьбы. Индивид переживает отчуждение в виде одиночества, страха,
отчаяния, когда мир выступает как чуждый и враждебный по отношению к нему,
он теряет смысл жизни во внешней действительности, что порождает
нигилистскую иронию. Отсюда искажение, деформация ангажированных форм и
всякой предметности, имеющей социальный смысл и статус - дегуманизация
искусства. Но в то же время, избегая социальной действительности ради личной
свободы, художественное сознание оказывается в тисках одиночества, трагедии
бытия. Искусство является носителем трагедии и утверждением свободы
элитарного духа, в чем и заключается суть трагического гуманизма.
